Основная сфера вашего научного интереса — это историческое изучение Римской Британии, а что насчет культуры современной Британии? Читаете ли вы классику или современную британскую прозу?
Меня, наверное, можно назвать «британофилом». Я люблю британскую культуру и, в частности, литературу — пожалуй, больше, чем любую поэзию и прозу любой другой страны. Набор пристрастий весьма пестрый, но ожидаемый для гика моего возраста. И что интересно — он формировался волнами, в которых классика сменялась современной литературой, и наоборот.
С одной стороны, мне с детства нравятся книги, которые выходили или могли бы выйти в «Библиотеке приключений и фантастики»: «Квентин Дорвард» и «Айвенго» Вальтера Скотта, «Остров сокровищ» Роберта Стивенсона, рассказы о Холмсе (заставлявшие меня ломать голову, почему тут Уотсон, а там — Ватсон). Когда готовился к вступительным экзаменам по английскому, читал большие фрагменты Чарьлза Диккенса, Арчибальда Кронина, потом уже читал их в переводе; хотя в этом возрасте больше запомнились «A true story of little ragamuffin» Джеймса Гринвуда (первая книга, прочитанная на английском полностью) и Оскар Уайльд с его сказками и Дорианом Греем.
А потом я поступил, началась взрослая жизнь, а вместе с ней открылся чарующий мир всякой контркультурной литературы — и символом первых курсов стали книги с черно-желтой обложкой, думаю, многие их могут вспомнить. Я запоем читал Ирвина Уэлша и Стюарта Хоума, и «На игле», пожалуй, остается одним из любимых текстов. Но, как говорится, не наркоманами и аутсайдерами едиными; это было и время Йэна Бэнкса, Джулиана Барнса, Тома Стоппарда.
На старших курсах и после университета снова наступило время классики. В жизни стало много Шекспира (именно тогда я наткнулся на «Кориолана», который… ну, у меня нет слов, насколько он прекрасен. Только междометия), Свифта и Стерна; тогда же я добрался до Ивлина Во, Уильяма Голдинга и Джозефа Конрада. Из всех этих замечательных писателей самым моим оказался, наверное, Стерн. И не только потому, что я питаю тайную любовь к равелинам.
Наконец, сейчас у меня очередной этап любви к более современной литературе: Дуглас Адамс сменил Стерна (под бодрые шутки «Летающего цирка», конечно же). А вместе с Адамсом пришли люди, которые хоть и тесно связаны с текстами, не вполне прозаики. Я имею в виду британских комиксистов — Нила Геймана, Алана Мура, Гранта Морриссона, Джона Вагнера (сюда можно и Гарта Энниса добавить, мне кажется).
Следующим этапом, видимо, станет возвращение к классике. Не знаю, к какой именно, но на столе лежит сборник англо-саксонской поэзии из серии «Литературные памятники». Думаю, это его лежание не просто так.
Многое, конечно, остается за пределами этого каталога книжных кораблей. Я с удовольствием читал Джойса (его характеристика римской культуры — та самая фраза про красивый холм и туалет — едва ли не самое мое любимое место в «Улиссе») и Флэнна О’Брайена, с уважением — Вудхауса, Толкина и Киплинга; жаль только, что времени хронически не хватает на закрытие пробелов в литературном кругозоре.
Перевод для филолога — проблемная область, которая включает в себя три инстанции: автор, читатель и переводчик. Найти баланс между их позициями и дискурсами может только профессиональный переводчик с хорошим пониманием языка, стиля и ментальностей. Качество для переводчика зачастую первостепеннее, чем количество того, что он переводит. Как историки работают с древними текстами? Как переводят? Оглядываются ли на современного читателя?
Шоб я знал! Если серьезно, то мне здесь сложно говорить от лица корпорации — я не был вовлечен в масштабные коллективные проекты по переводу древних авторов (подобно тем, что делают А. В. Махлаюк и К. В. Марков с Кассием Дионом, А. В. Подосинов, Е. В. Илюшечкина, А. В. Белоусов с Плинием Старшим), потому не вижу, как работают историки вообще; кроме того, в силу своей специализации я должен работать не только, а порой и не столько с текстами. Так что я могу говорить лишь за себя и на основе личного опыта чтения Цезаря, Тацита и некоторых других авторов. Как исследователь я пытаюсь читать текст таким, как он есть, стараясь максимально точно перевести, пусть и в ущерб «читаемости»; в этой камерной работе читателем являюсь я сам, и точность передачи содержания перевешивает изящество и стиль. Проще говоря, если бы я взялся переводить какой-то источник, то почти каждое слово сопровождалось бы пространной сноской, в которой бы объяснялось, почему оно переведено так, а не иначе, почему даже самый удачный выбор переводчика все равно искажает реальность, и вообще для древних под этим внешне простым словом скрывалось сложное понятие, в течение многих веков менявшее смысл. Не уверен, что это было бы интересно стороннему читателю. Но иначе бы у меня не получилось.
С другой стороны, я очень люблю сравнивать оригинал и все доступные мне переводы на европейские языки — в таком сравнении часто вылезают детали источника, которые пропускаешь сам (а в переводах они оказываются «подсвечены»), и особенности времени и вкусов переводчика. Получается такая многоуровневая дискуссия, где все говорят одно и то же, но по-разному. К примеру, очень интересно смотреть на два свежих английских перевода «Записок о Галльской войне» Цезаря — один подготовлен Куртом Раафлаубом, другой — Джеймсом О’Доннеллом. Последний порой критичен и отбрасывает фрагменты, которые, по мнению его и ряда предшествующих критиков, являются позднейшими интерполяциями. Раафлауб аккуратнее и Цезарем так просто не разбрасывается. О’Доннелл во введении заявляет, что существующие переводы Цезаря грешат многословием, а сами «Записки» совсем не такие — и честно пытается передавать текст кратко и емко. Раафлауб же действует иначе. Как читатель я не возьмусь судить, кто из них прав, мне просто нравится читать и тот и другой перевод. В этом смысле немного жаль, что в нашей традиции (насколько могу судить по тем источникам, с которыми сталкивался) многие ключевые тексты переведены лишь однажды; порой думается, что существование разных переводов могло быть интересно и полезно, как исследователям, так и читателям.
И, пожалуй, должен сказать, что как читатель я люблю русские переводы античных авторов. В силу понятных причин (рефераты и другие работы надо было писать уже на первом курсе, а языки более-менее полно освоены еще не могли быть) я начинал именно с чтения русскоязычных версий Цезаря, Тацита, Светония и других. Наверняка у них есть недостатки с точки зрения филологов-переводчиков, но именно с этих текстов начался мой интерес к античности, так что как читатель я продолжаю их искренне любить.
Античная культура настолько плотно вошла в нашу повседневную жизнь, что мы едва ли считываем ее элементы как что-то, отсылающее к архаике. Может, вы воспринимаете это как-то иначе? Или станция метро «Спартак» ничего, кроме улыбки, у вас не вызывает?
Я с детства фанатично предан московскому «Динамо», потому само существование «Спартака» (и клуба, и станции метро), равно как и факт наличия других команд и людей, за них болеющих, вызывает у меня не улыбку, а недоумение.
А вообще, конечно, очень интересно вылавливать следы античности и древности вообще в окружающем мире. Иногда заметно, что люди намеренно пытаются придать своим делам — будь то что-то материальное или нематериальное — оттенок чего-то большего, классического, великого. Так в общественном туалете появляется лепнина с несколько корявой амазономахией, а многочисленные ООО получают имена античных богов и героев. Мой абсолютный фаворит здесь Медея, конечно. Она появляется в самых неожиданных местах, мои любимые — свадебный салон (понятное дело, ведь именно Медея — символ долгого и счастливого брака) и раздельный сбор мусора (здесь могла бы быть очень черная шутка, но ее не будет).
С другой стороны, иногда «угадывание» античного мотива или персонажа доставляет радость, подобную той, что испытывают на спортивной рыбалке (наверное, я никогда не был на спортивной рыбалке). Не так давно читал комиксы про судью Дредда и наткнулся на набор историй, где в качестве антагониста выступает некий судья Кэл. Личность преотвратительнейшая, лицо неприятнейшее, подлый, коварный, жестокий — отличный, в общем, злодей. Читаю и чувствую, что-то знакомое. Потом смотрю справочные материалы — ба, точно, прототипом судьи Кэла был римский император Калигула. И сразу на душе тепло, ведь что-то знакомое и близкое появилось.
Вернемся к Римской Британии. Есть ли, на ваш взгляд, достойные художественные реализации этого периода в массовой культуре? Может быть, в фильмах, в книгах, в музыке?
Должен признаться, я не очень люблю художественные произведения на исторические темы (оговорюсь, что оставлю в стороне поэзию — «Блюз римской стены» Йейтса, стихи Киплинга прекрасны и образны, но все-таки не «реализуют период»). Не знаю, почему. Логично было бы сказать, что я душнила и зануда, и буду придираться к числу гвоздиков на подошве легионерских калиг, но это не так (да, я душнила и зануда, но придираюсь не так много). Возможно, это переизбыток римской Британии в организме, но мне кажется, что многие попытки обратиться к историческому материалу губит стремление поиграть с чем-то или кем-то хорошо известным читателю. От того в каждом втором произведении встречается Боудикка, небритые варвары с агрессивным макияжем и свирепым нравом, цивилизованные римляне, среди которых есть подлецы, которые вредят главному герою (тоже римлянину, само собой). Мне это немного скучно, эти клише, скорее, сковывают рассказчика, делают сюжеты и мир пластиковым. При этом фактический материал источников может подсказать великое множество интересных сюжетов. Тут хотелось бы вспомнить, вероятно, самую известную у нас книгу Розмари Сатклифф — «Орел девятого легиона» (ее фрагменты в русском переводе я читал еще в журнале «Костер»); это очень хорошая приключенческая история для «детей и юношества», вдохновленная вполне конкретной находкой бронзовой статуэтки орла, сделанной на раскопках в Силчестер (где был древний город Каллева). Сатклифф превратила эту статуэтку в часть штандарта IX легиона (на самом деле она, вероятнее всего, была частью скульптуры Юпитера), якобы погибшего где-то на севере, и на основе этой идеи создала историю о том, как протагонист пытается вернуть легионного орла, чтобы очистить репутацию семьи. В сравнительно недавней экранизации, увы, исчезла искренность и наивность оригинала, зато там есть Ченнинг Татум. Думаю, что многим важен Ченнинг Татум, конечно.
В общем, мне больше нравятся произведения, которые «играют» с историческим материалом, а не пытаются создать реалистичное историческое повествование. Пожалуй, приведу два примера разной степени серьезности. Первый — это отличный комикс «Once and future», в котором группа британских нацистов воскрешает короля Артура, чтобы тот вернул былое величие Британии; Артур, кстати, оказывается еще бо́льшим нацистом, потому что ненавидит англосаксов и начинает рубить головы направо-налево. В общем, все, как обычно, идет немного не туда, и на земле появляется множество разных сказочных и мифологических персонажей; а главные герои — бабушка-спецагент в отставке, взрослый внук, специализирующийся на Новейшей истории, и его девушка, эксперт по раннему Средневековью — пытаются всех злодеев одолеть и вернуть все в норму. В этой истории много Британии, но мало римской Британии… Но тем прекраснее момент ее появления. В городе Бат (римские Аквы Сулис) восстает водное божество — лучник, обращающий всех в камень. Причем это божество известно по скульптурному изображению, довольно загадочному; предполагается, что в камне должен быть высечен образ богини Минервы-Сулис, но такой атрибуции немного мешают пышные усы и борода. Ученые выдвигали разные версии — может, это не Минерва-Сулис, может, кто-то еще; в конце концов многие стали обозначать его именем «Горгон» (было бы веселее говорить «Медуз Горгоныч», ну да ладно). И лично для меня выпуск, где этот самый Горгон ходит по городку и чуть не губит героев, — один из лучших. Что особенно мило, попытки спастись от ужасного монстра сопровождаются шутками на тему пользы историко-филологического образования и кратким (но верным) экскурсом в историографию вопроса.
Второй пример посерьезнее. Это знаменитая (и скандальная) пьеса Ховарда Брентона «Римляне в Британии». Она не только и не столько про римлян в Британии (даже в смысле сюжета: там несколько временных планов, от Цезаря до событий в Ирландии 1970-х гг.); она скорее про империализм и его губительное влияние, про власть и насилие; она, с одной стороны, прекрасно передает дух тэтчеровской Британии, с другой — препарирует империализм как вневременной феномен. Постановка была непростой, со скандалами и судами; и в дальнейшем судьба пьесы не самая счастливая, кажется. Но тем интереснее ее читать.
Мешают ли современные художественные интерпретации научному изучению исторических сюжетов или событий?
Лично мне — нет. Прежде всего потому, что я сталкиваюсь с этими интерпретациями либо одновременно с работой над конкретным научным сюжетом, либо уже после таковой. Поэтому, например, романы Саймона Скэрроу (переведены на русский) о приключениях двух римских офицеров в Британии на меня не могут повлиять — скорее, я листаю их с интересом, подмечая, что из источников автор взял, а что оставил в стороне. У британских коллег ситуация иная. Для них Рим — это часть школьного образования, важный элемент краеведческой подготовки и локальной идентичности. В подобной обстановке научный поиск иногда напоминает борьбу с общепринятыми стереотипами, что, в свою очередь, часто перетекает в гражданский активизм, ведь многие римско-имперские стереотипы являются важной частью консервативной идеологии. Так, к примеру, рассуждения о мультикультурном характере провинциального общества (вполне очевидном всякому, кто работает с источниками и знает историографию) становятся частью большого и весьма болезненного спора о расах и колониализме. Для обитателя наших просторов это может казаться не очень понятным; впрочем, так же и британец вряд ли поймет какие-нибудь споры вокруг белых и красных.
Вообще же меня современные интерпретации истории человечества, даже в очень переработанном и далеком от исторической реальности виде, скорее, вдохновляют. К примеру, стартовые идеи доклада, с которым я недавно выступал на конференции в Эдинбурге (онлайн, конечно) были обнаружены в старом и очень глупом фильме «Уличный боец», а также в эпизоде из «Войн клонов», где Дарт Мол убивает Пре Визлу. Не самые очевидные источники вдохновения для серьезных исследователей, полагаю. Но быть серьезным скучно.
А что вас вдохновляет из мировой литературы, кино, музыки? Что помогает отвлечься от работы, «перезарядиться»?
Строго говоря, я по большей части наслаждаюсь своей работой, и читать статьи и книги о римской Британии мне просто нравится. Поэтому значительная часть моей работы одновременно является «перезарядкой» и вдохновением. Впрочем, вдохновения много не бывает, так что…
Во-первых, всегда есть важные и много раз прочитанные книги, к которым возвращаюсь, если голова перегружена или если заболел. Это «Остров сокровищ» Стивенсона и «Хроники Амбера» Роджера Желязны; такая привычка появилась еще в школе, вместе с традицией регулярно пересматривать «Бешеных псов» Тарантино.
Во-вторых, чтобы отвлечься, запоем читаю комиксы. Обычно такой запой длится несколько недель, где читается самое разное — от прекрасных нуаров Эда Брубейкера и Шона Филлипса (недавний «Pulp» совершенно замечателен; впрочем, у этого дуэта нет проходных работ) до классики вроде «Хеллбоя» Майка Миньолы или «Болотной Твари» Алана Мура. На новогодних каникулах погрузился в «Роковой патруль» Гранта Моррисона и не пожалел. Где еще найдешь сюжет о беглом преступнике, который становится жертвой нацистского эксперимента и создает Братство Дада, похищает с помощью магической картины Париж и случайно начинает конец света? Именно оттуда, кстати, взята знаменитая и регулярно появляющаяся в соцсетях панелька с фразой «sorry, I don’t speak fascist».
В-третьих, разнообразные фильмы и сериалы — надо сказать, сугубо развлекательные. Тут и всякая британщина вроде «Острых козырьков» и все связанное с франшизой «Звездные войны» (от «Войн клонов» и «Бракованной партии» до «Мандалорца» сотоварищи), и Тарантино. Наверное, для поддержания статуса интеллектуала мне стоило бы назвать что-нибудь артхаусное, но, увы, это не про меня.
В-четвертых, есть много любимой музыки, очень разной, но одинаково спасающей в моменты, когда что-то не очень. Беспроигрышный вариант перезарядки и медитации — старые-добрые «Monster Magnet», к счастью для всех смертных прилетевшие в наш мир, чтобы спасти человечество тягучим и бодрящим стоунером. Жалею, что на некоторые концерты мне уже никогда не попасть — особенно печально, что не смогу побывать на шоу «World/Inferno Friendship Society», чье брехтианское панк-кабаре не раз спасало меня от тоски. Увы, создатель группы, мистер Джек Терриклот, недавно покинул нас и пьет вино в компании Пола Робсона и Петера Лорре где-то в лучшем мире. Пожалуй, именно WIFS с их духом свободы и оптимизма больше всего мотивировали меня не бросать заниматься наукой, не соглашаться на неинтересные и нелюбимые работы и вообще оставаться собой.
С другой стороны, жизнь продолжается и постоянно подкидывает что-то новое и интересное. К примеру, совсем недавно наткнулся на PALC, отличная и бодрая команда. Наверняка в книгах, фильмах и музыке прячется еще много вдохновляющих штук.